— Но они отказались? — тихо догадался он.

Элли кивнула. «Я думаю, что Мать хотела. Пока я говорила, она продолжала умоляюще смотреть на отца. Но он даже не подумал об этом. Болезнь была испытанием, данным нам Богом, наказанием за наши грехи. Мы должны были верить в Него и молиться о прощении и исцелении. Это было единственное, что могло спасти ее, сказал он, а затем он избил меня за мой грех неповиновения ему, все время говоря мне, что болезнь Джилли была из-за того, что я согрешила и позволила этим языческим детям развратить меня.

— Ты ему не поверила, да? — обеспокоенно спросил Магнус.

«Я была очень юной, очень неискушенной девушкой для шестнадцати лет, — сказала она ему. — И да, я могла бы ему поверить, но когда Мать промывала рубцы на моей спине, ягодицах и тыльной стороне ног от его побоев, она сказала мне…

— Шрамы, — прервал он, вспомнив, как потрясло его это зрелище, когда он увидел, что они покрывают ее спину, зад и верхнюю часть ног. Воспоминание о них теперь говорило ему, насколько жестоким и сильным было избиение ее отца.

«Да. Симпатичные, не так ли? Постоянное напоминание об отце, которого я ненавидела, — горько сказала она, а потом закрыла глаза и опустила голову с чем-то вроде стыда. — Я знаю, что ты их увидел, когда зашел в ванную. Ты, казалось, был поражен тем, насколько уродливыми они были. Я полагаю, ты сожалеешь, что женился на мне сейчас.

— Нет, — сказал он с удивлением. «Они были сюрпризом, да. Но они никогда бы не заставили меня отказаться от тебя как от моей спутницы жизни, иначе я бы не женился на тебе». Когда она недоверчиво покачала головой, он признался: «Я видел их до того, как мы поженились, Элли».

Ее глаза приоткрылись от удивления. «Что? Когда?»

— Когда мы приехали сюда, Дэни и Элви собирались переодеть тебя в одну из ночных рубашек Элви, чтобы тебе было удобнее спать. Я ушел, чтобы они могли это сделать, но вернулся и обнаружил, что они раздели тебя, но на этом остановились. Ты лежал на животе, шрамы были видны».

— Но я была в той же одежде, — сказала она с растерянностью и волнением.

Он успокаивающе провел рукой по ее руке. «Шрамы заставляли их волноваться, что тебе будет неудобно знать, что кто-то их видел. Когда я вернулся, они обсуждали, продолжать ли тебя переодевать или снова облачать в твою одежду. Но Стефани сказала им, что ты не будешь рада узнать, что кто-то их видел, поэтому они одели тебя в твою одежду.

— О, — несчастно выдохнула она, ее глаза снова закрылись от стыда.

Магнусу не нравилось, что она стыдилась чего-то подобного. Шрамы были результатом жизни для смертных. Они были у каждого смертного. Некоторые были просто хуже других. Однако она больше не была смертной, и он мягко сказал: — Они исчезли, Элли.

Элли напряглась, ее глаза распахнулись, чтобы вглядеться в его лицо, а затем она повернула голову, словно пытаясь понять, правда ли то, что он сказал. Но, конечно же, она не могла увидеть свою спину, как ни пыталась. Поняв это, Магнус снова сел и подполз к изножью кровати, увлекая ее за собой. Движение вызвало трение между ними и послало потоки удовольствия через них обоих, пробуждая его вновь ослабевающую эрекцию. Магнус мог только подумать, что это хорошо, но стиснул зубы, решив, что она должна увидеть ее спину, и не желая останавливаться, пока он не сделает это.

Сделав паузу, как только он дошел до края кровати и сел, поставив ноги на пол, он обхватил ее одной рукой, чтобы удержать на месте, а затем встал, приказав: «Обними меня ногами».

Элли сделала, как было велено, и они оба застонали, когда он пошел. К счастью, комод был всего в нескольких шагах. Магнус не сомневался, что если бы ему пришлось нести ее вот так в ванную, они бы не выжили. Удовольствие переполнило бы их, и они бы потеряли сознание на ковре на полпути к двери в ванную.

Усадив ее спиной на комод, Магнус еще глубже вошел в нее, борясь с желанием отодвинуться и снова прижаться, и сказал сквозь стиснутые зубы: — Смотри.

Глава 15

Элли потребовалась минута, чтобы посмотреть. Не потому, что она не хотела видеть, а потому, что ее тело сейчас гудело от желания, и ей очень хотелось вцепиться в его задницу и побудить его закончить эту пытку. Боже мой, взлеты и падения, связанные с попытками удержать его внутри нее, не преодолевая точку невозврата, были похожи на катание на американских горках.

Вздохнув, она ненадолго прижалась лбом к его груди, сделала пару глубоких вдохов, а затем подняла голову и повернулась, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркале.

Глаза Элли расширились при виде чистой, безупречной кожи, которую она увидела. Шрамы, которые она носила почти двадцать лет, исчезли. По крайней мере, ее внешние шрамы, подумала она и уставилась на себя, а затем ее взгляд скользнул к Магнусу. Он сделал это для нее. Его отношение к ней удалило следы, которые она скрывала все эти годы.

Резко повернувшись, она наклонилась и поцеловала его, слегка приподнявшись на его члене. Магнус застонал в ответ и поцеловал ее в ответ твердым и почти грубым ртом. Элли понравилось. Это возбудило ее, и она провела ногтями по его скальпу, прижалась ближе к его груди и сильно всосала его язык, пока двигала бедрами, побуждая его двигаться. К ее большому облегчению, Магнус жестко вошел в нее, сокращая образовавшееся пространство, и они задохнулись от удовольствия, которое доставило им соединение. Но затем Магнус разорвал их поцелуй и схватил ее за бедра, чтобы удержать.

— Господи, женщина, — пробормотал он, прислонившись к ее лбу, а затем слегка повернулся из стороны в сторону. «Мы не можем.»

Элли ничего не сказала, она просто прижалась к нему и попыталась отдышаться.

Через мгновение он откашлялся и спросил: «Что сказала тебе твоя мать, когда промывала твои раны?»

Элли вздохнула и заставила себя ослабить хватку. Через мгновение она смогла продолжить с того места, на котором остановилась. «Мама знала о врачах и обо всех чудесах, которые я видела у Бетани. Она выросла католичкой и жила этой жизнью до того, как встретила и влюбилась в моего отца. Она сказала, что когда я стану достаточно взрослой, я уйду и буду искать эту жизнь. Но пока командовал отец, и его вера в Бога была строгой и твердой, но красивой и чистой. Он заверил ее, что Джилли поправится, если они будут достаточно усердно молиться, и она поверила ему. Бог уж точно не забрал бы у нас такую драгоценную маленькую девочку».

Элли закрыла глаза. «Джилли умерла через два дня. К тому времени я была в лихорадке».

— Твои раны были заражены? — спросил Магнус, слегка отстраняясь.

Элли подняла голову и кивнула. «Моя спина.»

Теперь он успокаивающе провел одной рукой по ее спине, и она слабо улыбнулась, прежде чем продолжить.

Мать была вне себя от горя и истерики из-за моей инфекции и смерти Джилли. Она кричала, что отец солгал — Бог забрал ее ребенка, и Он собирался забрать и меня». Она поморщилась и снова прислонилась к нему головой. «Я действительно была очень больна. Я даже думала, что умру».

— И тогда она отвела тебя к доктору, — догадался Магнус, и слова звучали так, что она могла чувствовать грохот в его груди.

Элли покачала головой. — И тогда она и повесилась.

«Что?» Он отстранился, и она подняла голову, чтобы увидеть потрясение на его лице, когда он спросил: «Она бросила тебя умирать и покончила с собой?»

Элли кивнула. Обычно, когда она думала об этом, она становилась злой и эмоциональной. На этот раз, однако, она совсем ничего не чувствовала и просто сказала: «У меня была ужаснейшая лихорадка, когда она пришла ко мне, но я очень ясно это помню. Она сказала мне, что любит моего отца больше жизни, и даже в тот момент, когда один ребенок умер, а другой умирал, она не могла заставить себя предать его и обратиться за медицинской помощью. Но она также не могла жить с тем фактом, что ее бездействие убило мою сестру и, скорее всего, собиралось убить меня. Поэтому она собиралась покончить с собой. Если я умру, она и Джилли будут ждать, чтобы поприветствовать меня, когда Бог заберет меня домой».